Разрыв с Михайловским – временно или навсегда?

8 ноября состоялась творческая встреча с народной артисткой РСФСР А.Е. Осипенко. Поклонников знаменитой балерины взволновало ее недавнее заявление об уходе из Михайловского театра. О сложившейся в театре ситуации, проблемах современного балета, творческих планах Аллы Евгеньевны – обо всем этом шел откровенный разговор воскресным вечером в ДК им. Шелгунова.

- Алла Евгеньевна, как случилось, что Вы ушли из Михайловского театра?

- Произошло событие неприятное и мной достаточно тяжело переживаемое. Оно связано с постановкой «Лебединого озера» - спектакля, который всегда будет визитной карточкой любого театра. До постановки у нас состоялось собрание педагогов, где коллективу был представлен Михаил Григорьевич Мессерер, еще не назначенный на должность главного балетмейстера. Фарух Рузиматов, тогда главный художественный руководитель Михайловского театра, поинтересовался нашим мнением о сценической редакции будущего спектакля. Мы единодушно высказались за вариант Константина Сергеева, близкий петербуржцам – вариант, на котором мы выросли и воспитались. С этим мы ушли с собрания, а на первой репетиции неожиданно выяснилось, что мы - в приказном порядке - репетируем московский вариант Горского. Ну что ж, мы люди подневольные, у нас есть начальство…

Работать было сложно, хотя бы потому, что ни одного па Михаил Григорьевич не показывал – он давал видеокассеты, и с них учили и кордебалет, и солисты, и ведущая балерина. Я репетировала с Ирой Перрен и, надо сказать, получала удовольствие от работы. Мне в свое время «Лебединое» не давалось так, как обещали мои физические данные, это был «несчастный случай» в моей жизни. Мы много говорили с Ирой и все, что я думала об этом спектакле, я старалась передать ей. Единственное, против чего я предостерегала Ирину – это против слепого копирования рук Майи Михайловны Плисецкой. Я говорила: «Ира! Майя Михайловна могла все себе позволить, но рук-змей в спектакле быть не должно. Мы ТАК этого не видим – это Петербург!».

На собрании после премьеры Михаил Григорьевич поблагодарил педагогов, мне же сказал: «А Вы, Алла Евгеньевна, не справились с работой. Ужасающие руки у Перрен, во втором акте она и вовсе кричит «Хайль Гитлер!». Это было сказало публично и официально, в присутствии руководства. Безусловно, это вопиюще несправедливо, потому что руки Ирины очень красивы. Что касается моей реакции…. Я отношусь к людям, которые принимают любые замечания, если они сделаны в корректной форме. В данном же случае – какая корректность? Это просто оскорбление! И я подала заявление об уходе из театра. Хотя ушла не сразу - еще две недели репетировала, потому что Ирина Перрен была номинирована на «Золотой Софит» за роль в «Корсаре», который и получила. Мое же заявление об уходе до сих пор не подписано, но работать я не считаю возможным, пока не получу публичных извинений.

- Алла Евгеньевна, оцениваете ли Вы ситуацию в театре как кризисную?

- Сейчас театр был на гастролях в Венеции, и оценка этих гастролей в итальянской прессе не очень высока. Катя Борченко на генеральной репетиции «Лебединого озера» танцевала без партнера – допустимо ли это в принципе?

Вообще многие вещи непонятны. Театр поставил «Лебединое» в московской редакции, потому что начальство считает, что «Михайловский театр не может тащиться в хвосте у Мариинского». А тащиться в хвосте у Большого лучше? Сейчас в очередных планах Михайловского - возобновить «Лауренсию» в редакции Большого театра. Уже приглашены московские репетиторы, московские танцовщицы… Для меня это обидно. Потому что Михайловский театр в Петербурге имел репутацию и имидж – это был театр-эксперимент. И у него было много находок. Чем думать о «Лауренсии», восстановить бы старые спектакли Михайловского - «Антония и Клеопатру», к примеру. Пока есть люди, которые их помнят! Ведь хореография Игоря Чернышова и сегодня смотрится очень современно!

- Может быть, современному театру в принципе не хватает Балетмейстера с большой буквы? Каким он должен быть?

- Мне посчастливилось работать со многими выдающимися личностями, некоторые из них составили эпоху в развитии балета.

Когда я начала танцевать в Мариинском театре, его художественным руководителем был Петр Андреевич Гусев – это был Богом посланный руководитель. Он обращал внимание на все – на прически, детали костюма…. Не говорю уже об исполнении! После спектакля никто не разгримировывался, все ждали слов: «Такие-то такие-то, пройдите к Петру Андреевичу!». И его приговора ожидали – со страхом, волнением, потому что этот приговор был Значим.

Потом был Константин Михайлович Сергеев. Это был другой руководитель. Можно относиться по-разному к нему и его спектаклям, но это были хорошие спектакли. И сам он был Личностью. У него был авторитет танцовщика, а, кроме того, авторитет культуры, знаний, образцовых отношений с людьми. Он был красив, изысканно вежлив и изысканно элегантен. Кроме того, был хорошим педагогом. Помню, меня вводили в спектакль «Тропою грома», Дудинская репетировала со мной. Константин Михайлович сказал ей: «Наталья Михайловна, оставьте Аллу в покое. Пусть она танцует как видит и как чувствует. Не добивайтесь от нее, чтобы она повторяла Вас». Для меня это было откровение, потому что тогда мне очень нравилась Дудинская, и я ее копировала.

Можно спорить о том, каким должен быть главный балетмейстер, что он должен уметь или не уметь. Но бесспорно одно – этот человек должен быть блестящим СПЕЦИАЛИСТОМ и выдающейся ЛИЧНОСТЬЮ, которую актеры уважают, с которой спорят, но которую одновременно признают. И еще – этот человек должен думать не о личном интересе, а о том, как держать уровень театра и бороться за этот уровень!

М. Макарова,

специально для фонда «Терпсихора»