Разрыв
с Михайловским – временно или навсегда?
8 ноября состоялась творческая встреча с народной
артисткой РСФСР А.Е. Осипенко. Поклонников знаменитой балерины взволновало ее
недавнее заявление об уходе из Михайловского театра. О сложившейся в театре ситуации, проблемах
современного балета, творческих планах Аллы Евгеньевны – обо всем этом шел
откровенный разговор воскресным вечером в ДК им. Шелгунова.
- Алла
Евгеньевна, как случилось, что Вы ушли из Михайловского театра?
- Произошло событие неприятное
и мной достаточно тяжело переживаемое.
Оно связано с постановкой «Лебединого озера» - спектакля, который всегда
будет визитной карточкой любого театра. До постановки у нас состоялось собрание
педагогов, где коллективу был представлен Михаил Григорьевич Мессерер, еще не
назначенный на должность главного балетмейстера. Фарух Рузиматов, тогда главный художественный руководитель
Михайловского театра, поинтересовался нашим мнением о сценической редакции будущего
спектакля. Мы единодушно высказались за вариант Константина Сергеева, близкий
петербуржцам – вариант, на котором мы выросли и воспитались. С этим мы ушли с собрания, а на первой
репетиции неожиданно выяснилось, что мы - в приказном порядке - репетируем московский вариант Горского. Ну что ж, мы люди подневольные, у нас есть
начальство…
Работать было сложно, хотя бы потому, что ни
одного па Михаил Григорьевич не показывал – он давал видеокассеты, и с них
учили и кордебалет, и солисты, и ведущая
балерина. Я репетировала с Ирой Перрен и, надо
сказать, получала удовольствие от работы. Мне в свое время «Лебединое» не
давалось так, как обещали мои физические данные, это был «несчастный случай» в
моей жизни. Мы много говорили с Ирой и
все, что я думала об этом спектакле, я старалась передать ей. Единственное, против чего я предостерегала
Ирину – это против слепого копирования рук Майи Михайловны Плисецкой. Я
говорила: «Ира! Майя Михайловна могла все себе позволить, но рук-змей в
спектакле быть не должно. Мы ТАК этого
не видим – это Петербург!».
На собрании после премьеры Михаил
Григорьевич поблагодарил педагогов, мне же сказал: «А Вы, Алла Евгеньевна, не
справились с работой. Ужасающие руки у Перрен, во
втором акте она и вовсе кричит «Хайль Гитлер!». Это было сказало публично и официально, в
присутствии руководства. Безусловно, это вопиюще несправедливо, потому что руки Ирины очень красивы. Что касается моей реакции…. Я отношусь к людям, которые принимают любые
замечания, если они сделаны в корректной форме. В данном же случае – какая
корректность? Это просто оскорбление! И я подала заявление об уходе из театра.
Хотя ушла не сразу - еще две недели репетировала, потому что Ирина Перрен была номинирована на «Золотой Софит» за роль в
«Корсаре», который и получила. Мое же заявление об уходе до сих пор не
подписано, но работать я не считаю возможным, пока не получу публичных извинений.
- Алла Евгеньевна, оцениваете ли Вы ситуацию в театре как кризисную?
- Сейчас театр был на гастролях в Венеции, и оценка этих
гастролей в итальянской прессе не очень
высока. Катя Борченко
на генеральной репетиции «Лебединого озера» танцевала без партнера – допустимо ли это в принципе?
Вообще многие вещи непонятны. Театр поставил «Лебединое» в московской
редакции, потому что начальство считает, что «Михайловский театр не может
тащиться в хвосте у Мариинского». А тащиться в хвосте у Большого лучше?
Сейчас в очередных планах Михайловского - возобновить «Лауренсию» в редакции Большого театра. Уже приглашены
московские репетиторы, московские танцовщицы… Для меня это обидно. Потому что
Михайловский театр в Петербурге имел репутацию и имидж – это был театр-эксперимент. И у него было много
находок. Чем думать о «Лауренсии», восстановить бы старые спектакли Михайловского
- «Антония и Клеопатру», к примеру. Пока
есть люди, которые их помнят! Ведь хореография Игоря Чернышова
и сегодня смотрится очень современно!
- Может быть, современному театру в принципе не
хватает Балетмейстера с большой буквы? Каким он должен быть?
- Мне посчастливилось работать со многими
выдающимися личностями, некоторые из них составили эпоху в развитии балета.
Когда я начала танцевать в
Мариинском театре, его художественным руководителем
был Петр Андреевич Гусев – это был Богом посланный руководитель. Он обращал внимание на все – на прически,
детали костюма…. Не говорю уже об
исполнении! После спектакля никто не разгримировывался, все ждали слов: «Такие-то такие-то, пройдите к
Петру Андреевичу!». И его приговора ожидали – со страхом, волнением, потому что
этот приговор был Значим.
Потом был Константин Михайлович
Сергеев. Это был другой руководитель.
Можно относиться по-разному к нему и его спектаклям, но это были хорошие
спектакли. И сам он был Личностью. У
него был авторитет танцовщика, а, кроме того, авторитет культуры, знаний,
образцовых отношений с людьми. Он был
красив, изысканно вежлив и изысканно элегантен.
Кроме того, был хорошим педагогом.
Помню, меня вводили в спектакль «Тропою грома», Дудинская репетировала
со мной. Константин Михайлович сказал ей:
«Наталья Михайловна, оставьте Аллу в покое.
Пусть она танцует как видит и как чувствует. Не
добивайтесь от нее, чтобы она повторяла Вас».
Для меня это было откровение, потому что тогда мне очень нравилась
Дудинская, и я ее копировала.
Можно спорить о том, каким должен быть
главный балетмейстер, что он должен уметь или не уметь. Но
бесспорно одно – этот человек должен быть блестящим СПЕЦИАЛИСТОМ и выдающейся ЛИЧНОСТЬЮ,
которую актеры уважают, с которой спорят, но которую одновременно признают.
И еще – этот человек должен думать не о личном интересе, а о том, как держать
уровень театра и бороться за этот уровень!
М. Макарова,
специально для фонда «Терпсихора»